Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
– Нет, господин Пожарский, спешу вас успокоить, мы только проверяем в следствии одно обстоятельство, в которое вы, наверное, по какой—то случайности оказались замешаны.
– Если так, то, господин Жуков, если не ошибаюсь, давайте покончим с этим вопросом побыстрее, извините, но голова слишком сегодня тяжела.
– Обещаю, если вы не замешаны в трагическую историю, то уже через час будете лечить голову, – Миша говорил неправду. Он был уверен, что Семен – это тот молодой красивый преступник, который с трубой в руке посетил госпожу Быкову.
У Путилина после того, как он отпустил на все четыре стороны ловеласа Веревкина. Настроение отнюдь не испортилось, а наоборот, стало гораздо лучше, ведь одна ниточка оборвана, значит, осталось меньше их, а это говорит о том, что на один шаг к преступнику стали ближе,
Иван Дмитриевич вернулся позднее, чем хотел, Миша томился в ожидании, разговаривая с дежурным чиновником, при появлении начальника вскочил, не иначе в ногах пружины спрятаны, мелькнуло у Путилина.
– Иван Дмитрич, я Пожарского в камеры определил, пусть пока потомится.
– Давай его ко мне, хотя… – Путилин остановился. – Пожалуй, ко мне, а сам приготовь экипаж.
– На Стремянную?
– Каков ты догадлив? – Сыронизировал начальник сыскной полиции.
Приведенный господин представлял точное описание госпожи Быковой, то же худощавое лицо, усики, редкими волосинками топорщились над верхней губой, черное пальто, хотя большинство в столице ходит именно в черных.
– Доброе утро, – Путилин стоял у окна, не хотелось выглядеть в кресле чиновником, не вылезающим из—за кипы бумаг, – господин Пожарский!
– Здравствуйте, – Семен кивнул рукой на Жукова, – как я понимаю вы начальник этого господина?
– Совершенно верно.
– Чем я обязан раннему посещению сего, – видимо, хотел добавить «богоугодного заведения», но сдержался и произнёс, – департамента.
– У меня по ходу следствия возникли несколько вопросов, которые должны прояснить ситуацию.
– Я готов ответить на любые, даже самые неприятные, лишь бы оказаться дома.
– Значит, у нас обоих такое желание.
– Тогда я слушаю.
– Вы знакомы с Аграфеной Ивановой?
– Грушей? Конечно, она моя невеста.
– Давно?
– Это имеет отношение к расследуемому вами делу?
– Непосредственное.
– Четыре года.
– Где вы впервые ее встретили?
– В Шлиссельбурге, мы оба из тех мест.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– С ней что—то случилось? – резко спросил Пожарский и в голосе послышались нотки обеспокоенности.
– Спешу вас заверить, что она в здравии и хорошем настроении, итак вы не ответили?
– Вчера днем.
– И где?
– Ваши вопросы не выходят за рамки дозволенности?
– Отнюдь, поверьте, это не праздное любопытство.
– Хорошо, как я понимаю, все сказанное в этих стенах не покидает их?
– Вы правильно уловили, я не выношу подробности частной жизни на суд обывателей, если нет нарушения закона.
– Да, и какое нарушение, если встречаются два молодых влюбленных человека?
– Никакого, – просто ответил Путилин, абсолютно, вы не ответили на мой вопрос.
– У меня на квартире, – после некоторой паузы сказал Пожарский.
– Прошу прощения, за мою назойливость, но когда вы расстались?
– После полудня, думаю, а может и ближе к вечеру, – взгляд Пожарского затуманился воспоминанием.
– Потом чем вы занимались?
– Я должен был встретиться на Невском с одним человеком, но он не пришел, я только зря прождал его целый час.
– Где вы условились с ним встретиться?
– На углу Невского и Литейного, а точнее у Палкина, в трактире.
Иван Дмитриевич переглянулся с Жуковым, как раз в минуту преступления Пожарский был в двух шагах от Стремянной, мог на четверть часа покинуть трактир и незамеченным вернуться, а значит, официанты, подтвердят, что молодой человек никуда не выходил. Любопытная получается картина.
– Вы можете назвать имя господина, назначившего вам рандеву?
– Петр, а вот фамилию запамятовал, – Семен провел рукой по нахмуренному лбу, вспоминая, – не помню.
– По какому делу?
– Извините, – Пожарский запнулся, он даже не удосужился быть представленным господину, что так бесцеремонно вмешивается в его жизнь.
– Путилин, Иван Дмитрич.
– Простите, господин Путилин, но мое личное дело.
– Хорошо, значит, час прождали?
– Я уже сказал.
– Я слышал, вы не знаете, где в прислугах Аграфена?
– У какой—то купчихи, знаю, что на Стремянной.
– Вы там бывали?
– Нет, Груша мне запретила.
– Я попрошу вас проехать со мной в тот дом.
– Там что—то случилось? И я обещал Груше не появляться там.
– Сегодня особый день, она простит вас.
– Мне не хотелось бы нарушать данное Груше слово, – настойчиво повторил Семен.
– Господин Пожарский, от поездки зависит несколько жизней.
– Даже так, – после некоторого раздумья он обреченно произнёс, – если надо, то поехали.
Штабс—капитан решил на свой страх и риск поговорить с Александром Ельским, проверка друзей могла затянуться и, если среди них есть преступник, то будущий юрист не так глуп, чтобы встречаться с ним в открытую. Может быть, он дал неудачливому убийце денег и тот уехал на время, пока не утихнет шум вокруг покушения, из столицы, вполне допустимая возможность.
– Господин Ельский, – Орлов подошел к студенту, когда тот был один.
– Да, это я, – студент произнёс приятным баритоном, – извините, но мы не знакомы?
– Так точно.
– С кем имею честь разговаривать.
– Штабс—капитан Орлов, чиновник по поручениям начальника сыскной полиции.
– О! И в какое преступление я замешан? – Брови вскинулись вверх, и взгляд Ельского стал удивленно—насмешливым.
– Мы можем поговорить в более подходящей обстановке?
– Пожалуй.
Они прошли в пустующую аудитория.
– Я вас слушаю, господин чиновник по поручениям, – взгляд теперь превратился только в насмешливый.
– Вы знаете о печальном происшествии, – Орлов не стал скрывать, а наблюдал за лицом молодого человека, – случившемся с вашей тетей?
– Тетей? Что с ней? – обеспокоенность невозможно было так сыграть или Ельский обладал большой выдержкой и талантом прекрасного актера. – Не молчите, – Александр вскочил со скамьи.
– Успокойтесь, молодой человек, с ней все в порядке, небольшой ушиб головы.
– Вы что—то не договариваете, сыскная полиция не стала бы заниматься ушибами.
– Да, вы правы, – Орлов пожевал ус и продолжил, наблюдая за Ельским, – вчера на вашу тетю, госпожу Быкову, совершено покушение.
– Вы шутите? – Глаза стали большими, как блюдца.
– Такими вещами, к сожалению, у нас в сыскном отделении не шутят.
– Простите, но я вынужден покинуть вас.
– Господин Ельский, прошу несколько минут, с вашей тетей все в порядке, она не пострадала.
– Знаю я ваше не пострадала, что вам от меня нужно?
– Вы не можете подсказать мне, кому выгодна смерть госпожи Быковой?
Александр поднял удивленный взгляд на Орлова.
– В первую очередь мне, если вы это хотели узнать, я являюсь наследником всего состояния тети, поэтому, как вы выражаетесь: is fecit cui prodest. Вы знаете латынь или перевести.
– Сделал, кому выгодно.
– Именно, не там ищите, господин чиновник по поручениям, хотя не скрываю, что имею выгоду, но пока тетя жива, она более мне выгодна, а у нее золотой ум и за двадцать, тридцать лет жизни, дай Бог ей и больше, она способна преумножить капитал в два—три раза.
– Вы же, как юрист понимаете, что это только слова.
– Да, слова, думайте, как вам заблагорассудится, я понимаю, что сам у вас на подозрении, поэтому не хочу облегчать вашей жизни, ищите, я доказывать свою непричастность не намерен. Главное, что я сам знаю – я к этому непричастен.
– Хорошо, еще один вопрос.
– Слушаю, – уходящий Ельский остановился и повернул голову к Орлову.
– Скажите, из ваших друзей может быть, кто—то причастным к покушению?
– Каким образом?
– Чтобы вы получили наследство и стали сами распоряжаться им?
– Не думаю, здесь не вижу выгоды тому человеку.
– Может он слишком зависит от ваших, то есть от тетиных денег.
– Нет, таких нет.
– Тогда скажите, в вашем окружении есть человек с такой внешностью, – и Орлов словами Быковой описал преступника.
Ельский задумался, потом произнёс:
– Если только Иван Никоноров, он отдаленно напоминает описанного вами, но он никоим образом не зависит от меня, у него родители имеют большой капитал.
– И никто из ваших друзей не собирался покидать столицу? – Нет, прошу извинить, но мне надо ехать к тете.
Никоноров, в самом деле, напоминал преступника, но на щеке у него алел шрам, оставшийся от неудачного прыжка с забора. Более подходящих под описание в окружении молодого Ельского не было.
